Кургинян: Мефистофель вовсе не являлся предельным воплощением зла для Гете
![Кургинян: Мефистофель вовсе не являлся предельным воплощением зла для Гете]()
Образ Мефистофеля в произведении Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст» не следует рассматривать как предельное воплощение зла, отмечает лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в статье «Война и мир — 3», опубликованной 30 мая в 633-м номере газеты «Суть времени».
Кургинян отмечает, что Гёте и его «Фауст» занимают особое место в западной культуре. «Кто-то даже считал, что Гёте с его „Фаустом“ является главным пророком того Запада, который сформировался в так называемое Новое время. И в силу этого приравнивал данное пророчество Нового времени к древним пророчествам. Как христианским, так и иным», — пояснил аналитик.
При этом Гете показывает, как Мефистофель выражает глубокие сомнения в ценности божественного творения мира и человека.
«Когда Мефистофель в „Фаусте“ говорит о том, что „творенье не годится никуда“, то он ведь констатирует негодность всего творения, а не только человека. Конечно же, поскольку человек объявлен венцом творения, то его негодность теми, кто ее констатирует, сразу же переносится на все творение», — пояснил философ.
Однако Кургинян ставит вопрос: действительно ли Гёте видел в этом персонаже абсолютное зло?
Философ подчеркивает, что понимание образа Мефистофиля может быть ошибочным, если опираться лишь на первую часть «Фауста». Многие читатели, не углублявшиеся во вторую часть, могут склоняться к упрощённому восприятию Мефистофеля как олицетворения всех отрицательных сил, поясняет он.
Сергей Кургинян добавил, что традиция связывать нацистов с образом Мефистофеля также имеет долгую историю. В этом контексте он напомнил о фильме Иштвана Сабо «Мефисто», который ярко иллюстрирует эту параллель.
Однако аналитик предостерегает от упрощений: те, кто видит в Мефистофеле лишь злого духа, игнорируют сложность и многослойность гётевского текста. Вторая часть «Фауста» представляет собой более глубокий анализ зла и его природы.
Аналитик отмечает, что Гёте сам по себе был человеком, стремившимся к новым горизонтам. Путешествия по Европе и встреча с античной культурой обогатили его взгляды и вдохновили на написание второй части «Фауста».
«Позже отголоски этих его впечатлений войдут во вторую часть „Фауста“, в которой прямо сказано устами самого Мефистофеля, что ему недоступны темные коридоры инферно, где обитают матери, намного более могучие, чем он. И в гораздо большей степени, чем он, являющиеся высшим воплощением зла, тьмы, бездны. То есть всего, что враждебно творению и человеку», — заключил лидер «Сути времени».
Образ Мефистофеля в произведении Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст» не следует рассматривать как предельное воплощение зла, отмечает лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в статье «Война и мир — 3», опубликованной 30 мая в 633-м номере газеты «Суть времени».
Кургинян отмечает, что Гёте и его «Фауст» занимают особое место в западной культуре. «Кто-то даже считал, что Гёте с его „Фаустом“ является главным пророком того Запада, который сформировался в так называемое Новое время. И в силу этого приравнивал данное пророчество Нового времени к древним пророчествам. Как христианским, так и иным», — пояснил аналитик.
При этом Гете показывает, как Мефистофель выражает глубокие сомнения в ценности божественного творения мира и человека.
«Когда Мефистофель в „Фаусте“ говорит о том, что „творенье не годится никуда“, то он ведь констатирует негодность всего творения, а не только человека. Конечно же, поскольку человек объявлен венцом творения, то его негодность теми, кто ее констатирует, сразу же переносится на все творение», — пояснил философ.
Однако Кургинян ставит вопрос: действительно ли Гёте видел в этом персонаже абсолютное зло?
Философ подчеркивает, что понимание образа Мефистофиля может быть ошибочным, если опираться лишь на первую часть «Фауста». Многие читатели, не углублявшиеся во вторую часть, могут склоняться к упрощённому восприятию Мефистофеля как олицетворения всех отрицательных сил, поясняет он.
Сергей Кургинян добавил, что традиция связывать нацистов с образом Мефистофеля также имеет долгую историю. В этом контексте он напомнил о фильме Иштвана Сабо «Мефисто», который ярко иллюстрирует эту параллель.
Однако аналитик предостерегает от упрощений: те, кто видит в Мефистофеле лишь злого духа, игнорируют сложность и многослойность гётевского текста. Вторая часть «Фауста» представляет собой более глубокий анализ зла и его природы.
Аналитик отмечает, что Гёте сам по себе был человеком, стремившимся к новым горизонтам. Путешествия по Европе и встреча с античной культурой обогатили его взгляды и вдохновили на написание второй части «Фауста».
«Позже отголоски этих его впечатлений войдут во вторую часть „Фауста“, в которой прямо сказано устами самого Мефистофеля, что ему недоступны темные коридоры инферно, где обитают матери, намного более могучие, чем он. И в гораздо большей степени, чем он, являющиеся высшим воплощением зла, тьмы, бездны. То есть всего, что враждебно творению и человеку», — заключил лидер «Сути времени».
