Продолжение. Начало: «Росли вместе, а теперь хочу, чтоб его убили!» Случай в Киеве

Дети, да, нашли именно обломки ракеты и рассматривали их метров с десяти с той же радостью, с какой когда-то их советские ровесники — модели в музее космонавтики. Обыденность треснула, и в жизнь ворвалось что-то — о, диво! — более интересное, чем мелькание на экране телефона.

Дети боялись подойти. Обстрел закончился несколько часов назад, оцепление еще не выставили. Они смотрели на горящие обломки ракеты — вместо секций по футболу и баскетболу, вместо компьютерных игр и домашних заданий.

Скоро к ним подошел очень пожилой мужчина. Для своего возраста он был в хорошей форме и быстро передвигался. По его глазам и манерам можно было сказать, что он хорошо понимает этот мир, который многие считают необъяснимым и сумасшедшим.

У этих детей были родители, которые не любили «совок», считая, что, получив частную собственность, они приобрели защиту частной жизни, в которой могут делать то, что хотят, — и всё у них теперь, как у европейцев. Но вот это благолепие разорвали ракеты, причем посланные из «мекки» — с благословенного Запада… И дети, которые, по задумке, должны были расти и воспитываться по-другому, рассматривают обломки.

— Как в фильмах, да? — спросил пожилой мужчина.

— Ага, — ответили дети, не отрывая глаз от металлических частей.

— А ведь в 41-м, когда стали падать бомбы, тоже невозможно было поверить, что это явь! Что во дворах гремят взрывы, бомбы корежат качели и сжигают песочницы. — Он говорил с этими двенадцатилетними, хорошо понимая, что по-настоящему воспитывает сейчас их уже не мать, не отец и не учитель, а безапелляционно жесткий контент в их телефонах, будь это шутки, поп-песни или порнуха. Он понимал: это еще вопрос, перевесит ли «Томагавк» этот контент, или это будут просто фотки на память, а завтра все забудут о случившемся и продолжат пролистывать ленту, а в следующие разы ракеты будут попадать уже в другие места и этих ребят тревожить как бы перестанут…

— ПВО у нас слабое, — умничал один пацаненок.

«Если бы только ПВО, — подумал дед. — ведь все: взгляды, рукопожатия, поцелуи… Сама жизнь стала слабой!»

— Это надолго, ребята. Еще насмотритесь, — спокойно сказал он.

Пареньки переглянулись.

— Что, завтра тоже прилетит? — спросил второй, как бы сообразительный.

— Может, и не прямо завтра, но прилетит. Привыкайте. Как мы привыкали.

— А мы уезжаем завтра из Москвы, — сказал третий паренек, белобрысый, на лице которого есть признаки переедания.

— Куда?

— В Сибирь.

— Ну ты это, фотки присылай, — сказал ему четвертый, в черном балахоне.

— Обязательно!

С искривленным лицом подошла мама одного из ребят. Она смотрела в телефон, как бы ища другой реальности — настоящей, будто желая убедиться, что перед глазами — ложь, неправда. Она не могла поверить, что мир ее мечты, мир Италии и Франции, где она была, и США, где она еще не успела побывать, так обошелся с ней.

«Это все политики!» — успокаивала себя женщина. Она позвала сынишку.

Дед посмотрел на нее. Если бы кто-то видел их со стороны, то сразу бы понял: этот пожилой мужчина — что-то неслучайное в мире, а женщина с ее дорогой одеждой — как будто и не существует… Точно так же Россия: то, в чем есть История, Вера и Идея — есть, остальное — картинка на экране телевизора, который погаснет в любой момент.

Женщина стала стремительно оттаскивать сына от осколков, а тот упираться при поддержке знакомых:

— Наталь-Ванна, когда еще такое увидишь?

Наконец ей удалось оттащить паренька сторону.

— Ма, где еще такое увидишь?! — продолжал он.

— Что вы стоите тут и смотрите? — сказала мамаша деду. — Отогнали бы их!

— Чтобы в телефонах смотрели то же самое?

— Вы больной! — выпалила она.

Дед добро улыбнулся. С большой горечью он понимал, что в этой женщине — почти ничего настоящего, а значит, ничего не будет и в ее сыне, и только беспощадный враг, готовый, как в 41-м, убивать, может что-то пробудить… Поэтому дед не прогонял детей от обломков и стал говорить с ними, чтобы увиденное не осталось штукой для удовлетворения любопытства.

— Ма, может, здесь вообще самое интересное?! — упирался парнишка.

Андрей проснулся в своей киевской квартире. В Москве он был очень давно. Ему очень давно перестали сниться сны. То, что он снова может ходить, для него внутренне означало, что теперь он на войне и спрос с него совсем другой, как со стороны самого себя, так и со стороны врага. «Почему мне снится Москва, почему она так реальна?» — спросил он себя и включил телефон.